Стихи
Как назначили меня, ну то есть выбрали,
Завибрировал я, братцы, всеми фибрами,
А они ко мне сейчас же, как к приятелю:
Ты давай, блин, создавай нам демократию!
Но не всякую, а нашу, суверенную,
Правоверную давай, полувоенную,
Чтобы вроде бы с кнутом и с крестом,
Чтобы вроде бы и стул и престол.
Я гляжу на олигархов с иерархами
да на ихних свиноматок с иномарками —
Все со свитами своими да эскортами.
Ну, я взял да всех и запер в Лефортове!
— Не хочу, — кричу я, — власти вашей денежной!
Я хочу, — кричу, — свободы всамделишной!
Чтобы, стало быть, кругом плюрализм!
Чтобы, стало быть, во всем гуманизм!
И остался он со мною — мой единственный,
Мой бескрайний, беспредельный, мой таинственный,
Мой родной электорат поразительный,
Непонятный, но такой выразительный!
— Дорогой мой, — говорю, — наконец-то мы
Заживем своей душе соответственно!
Так что, мать твою едрить, смело вдаль!
Вся в Лефортове сидит вертикаль.
И вскричал электорат: замечательно!
Я с тобой согласен, брат, окончательно!
Ты не любишь вертикаль, а мы тем более,
Наливай же, коль не жаль, алкоголия!
Тут мы хлоп по стаканУ за демократию,
А потом еще по два за папу с матерью.
И, как каждый опростал полведра,
Улеглась горизонталь до утра.
А наутро, я гляжу, вот так новости!
Пучит мой электорат по всей бескрайности:
И как поперли из него на дикой скорости
Кабинеты по борьбе с вертикальностью.
И сидят в них гладенькие мальчики —
Титулованные антивертикальщики;
Все со свитами своими да эскортами,
Молодыми, дорогими и негордыми.
И, плодясь еще быстрее, чем вчерашние,
Вырастают Вавилонскою башнею.
— Братцы, стойте, это ж снова она!
— А что делать, — говорят, — прёт сама!
Так и прёт сама с утра из нутра,
Прям как баба у Адама из ребра.
Вот такая, брат, выходит мура.
. Тут где-то было полведра со вчера.
Однажды в старинные годы
Давно миновавшей поры
Влюбилися в юного графа
Две очень красивых сестры.
И граф молодой обезумел
Буквально от каждой из них,
Но он же не мог по закону
Жениться один на двоих!
И он назначал каждый вечер
Свиданья одной за другой,
И каждой он клялся жениться,
Но выбрать не мог, на какой.
И вызвал он Фату Моргану,
Поведал ей драму свою.
«Ну что ж, — усмехнулася Фата.-
Давай я тебя раздвою.»
Едва проглотил он поспешно
Её колдовское драже,
Как два одинаковых графа
Бок о бок стояли уже.
«Желаю вам долгого счастья!»
Сказала Моргана смеясь:
«Но чур, никогда не встречаться!»
И сгинула вмиг восвоясь.
И кинулись графы к невестам
И вмиг увезли своих дам.
Одни обвенчались в Мадриде,
Другие в Париже, в Нотр –Дам.
Так страшный распутался узел.
Но вот через несколько лет
Два графа решились нарушить
Волшебницы строгий завет:
Среди королевского бала
Они повстречалися вдруг,
И вмиг молодые графини
Всё в мире затмили вокруг
Расцветшей своей красотою,
Сияньем счастливых ланит.
А два одинаковых граф,
Бледнея смотрели на них.
И оба воскликнули: «Боже!
Кого я навек потерял!»
И шпаги сверкнули, и каждый
Друг друга убил наповал.
Встречи, встречи, расставанья,
Объясненью, обещанья –
Сколько было, боже мой!
Многокрасочная повесть,
А по сути только поиск,
Только путь к тебе одной.
А для этого, бывает,
Целой жизни не хватает,
Так бывает, знаю я.
Но, измучившись от жажды,
Оглянулся я однажды
И в толпе узнал тебя.
К тонкой ладони твоей
Дай мне губами припасть.
Благодарю, что ты есть.
Благодарю, что нашлась.
Знаю, знаю, дорогая,
Вот у нас судьба какая!
Опоздал я, вот беда!
Это только полустанок,
И наутро спозаранок
Разойдутся поезда.
Разойдутся, разойдутся,
Ни на миг не обернутся,
На железной колее,
Чтоб до самой до могилы
Моё сердце что есть силы
Тосковало о тебе!
Дай над ладонью твоей
Словно молитву прочесть:
Благодарю, что нашлась.
Благодарю, что ты есть.
Словно молитву прочесть,
Словно губами припасть.
Благодарю, что ты есть.
Благодарю, что сбылась…
Когда я пить хочу —
Иду себе к ручью.
Когда я петь хочу —
Стою себе, пою.
А кто бы поболтать
Со мной сегодня мог?
А это могут быть
И птица, и цветок.
И камни, и ручьи,
И все, что там и здесь —
Сокровища мои
Вовек не перечесть!
И я теперь пойду
К возлюбленной моей:
Нельзя же одному
Владеть землею всей!
Девочка на шаре
В голубом трико,
Девочка на шаре
Так стоит легко!
Словно на поляне
В зеленом лесу,
Словно держит воздух
Ее на весу!
Даже непохоже,
Что по временам
Ей бывает тоже
Грустно как и нам:
Неудачный вечер.
Дождливый рассвет.
Неужели тоже?
А кажется — нет!
Шар скользит, качается,
Упасть недолго —
А она стоит, смеется,
Ей удобно!
Словно нет на свете
Грусти и печали,
Словно все мы дети
На прекрасном шаре!
— А скажи-ка, Дженни, Дженни,
Где же ты всю ночь гуляла,
Где гуляла, пропадала,
Расскажи-ка, Дженни, нам.
— Я нигде не пропадала,
Никуда я не гуляла –
Я ходила в Божий храм
И всю ночь молилась там.
— А скажи-ка, Дженни, Дженни,
Если ты всю ночь молилась,
То чего ж ты нарядилась,
Как для праздничного дня?
— Тут уж вы судите сами,
Но молитва в Божьем храме –
Это праздник для меня
Хоть в какое время дня.
— А скажи-ка, Дженни, Дженни,
Если в храме ты молилась,
Отчего ж твоя спина
До подола зелена?
— Я молилась и устала
И на травке полежала,
А откуда там она,
И не знаю я сама!
О, как лукаво обманчива
Внешность вещей!
Как любят они озадачивать
Серьезных людей!
Я словно дикарь из Африки:
Я носом ловлю то и знай
Заманчивые запахи
Еще не разгаданных тайн!
Как много напутано в жизни!
То нежность.
То злость.
Что сдвинуть в ее механизме,
Чтоб лучше жилось?
Все кажется: тайна счастья
Открыта уже
Почти.
Ах, если б еще не так часто
Терялись мои очки!
Прочтите о жизни
Хоть тысячу книг —
Она каждый миг
Вас поставит в тупик!
Не устаю
Удивляться всему
И даже
Себе самому!
Не слагал я трёх гимнов отечеству,
Но свободе его послужил.
Так что мне Управляющий Вечностью
Прокатиться в Москву разрешил.
На моё девяностое летие
Вот подарок мне выпал какой!
И помчался буквально как ветер я
И примчался в свой город родной.
Но гляжу: он какой-то двоюродный,
Ни на «вы» не могу, ни на «ты».
В лихорадке сегодняшней муторной
До чего исказились черты!
Разнаряжена, разнарумянена,
Хохоча, топоча, матерясь –
Ай, Москва! Разгулялася барыня!
До заморских обнов дорвалась!
Всю округу заляпала лейблами
И наушником ухо заткнув,
Дикой помесью рока с молебнами
Услаждает свой девственный слух.
И кошерное жрёт, и скоромное,
И первач из горлА и коньяк.
То над кошкой рыдает бездомною,
Тот гоняет бомжей как собак!
И делясь заповедными тайнами
Вам покажет вдали от людей
Николая Второго со Сталиным
В медальоне промежду грудей.
И включит она ГУМ многоярусный
И почешет она по торгам,
И зажжётся в глазах её яростный
И немеркнущий – чистоган!
— Ну, привет, говорю, принимай меня,
Я же всё ж таки не чужой.
— Ох, ты блин, говорит, я вся внимание,
Не узнала, прости, дорогой.
Позвонил бы, уж мы б тебя встретили.
Ты по делу сюда или так?
— У меня девяностое летие,
Всё ж я Галич, говорю, как-никак.
— Как же! Помним – мадам Парамонова,
Эти, как их там…облака!
Может, есть у тебя чего нового?
— Да пока не скудеет рука:
Есть баллада про новых зека,
Есть канкан ветеранов Чека,
Есть про Путина пара стишков,
Есть комедия «Вас вызывает Лужков».
А она мне: «Любименький бард ты мой!
Разгребатель родного дерьма…
Значит, даже могила горбатому
Не сумела исправить горба?
Я б дала тебе, Сашенька, выступить,
Но не вижу для этого мест:
Всё, блин, занял Каспаров под диспуты
Да Лимонов с Гайдаром под съезд!
Ни обнять, ни принять, ни пригреть тебя,
Аж мне стыдно самой от себя…
Тыж давай, приезжай на столетие –
Я на подступах встречу тебя!
Не грусти, подруга!
Не брани меня,
Что такого друга
Подцепила я!
Что же тут плохого?
Кто ж тому виной?
Не было другого –
Только вот такой!
Не будь спесива
Не жди медали,
Скажи спасибо
За то, что дали.
А станет страшно –
Беги домой.
Ну, а пока что
Хоть час – да мой!
У него семейство,
Дети у него,
А для ласки сердца
Нету никого.
Но как фея в сказке
Появилась я:
Мне без сердца ласки
Тоже нет житья!
Я не спесива,
Не жду медали.
Балшой спасибо!
Где цинандали?
Ничуть не страшно,
Ни боже мой!
Так что пока что
Хоть час – да мой!
Уберите цветы и букеты!
Унесите лавровый венок!
Адреса, поздравленья, буклеты
Запихните в помойный мешок!
И вон те золотые награды
Все отдайте зубному врачу!
Потому что свои юбилеи и даты не знаю
И знать не хочу!
А ну-ка, что сказал поэт?
Всё врут календари!
А значит, важно, сколько лет
Не с виду, а внутри!
А сколько там, внутри меня
Задора, песен и огня –
Не знаешь
И не говори!
Я могу быть больным и усталым,
И седым, как вершина в снегу,
Но не старым, но только не старым!
Старым быть я никак не могу!
А когда уж засохну-поблекну
И в гробу умощуся с трудом,
Всё равно, как Суворов, вскочу, кукарекну,
А там и захлопнусь потом!
А если, как сто лет назад
Сказал поэт другой,
Любовь блеснёт на мой закат
Улыбкой молодой,
Я распахнусь навстречу ей,
И в небесах души моей
Повеет
Счастьем и весной!
Пускай ветра буянят,
Шторма пускай штормят, —
Меня дороги манят,
Пути меня манят.
Не знаю, что я встречу,
Но я ношу с собой
Один патрон — с картечью,
Другой патрон — с мечтой.
Не раз мне угрожали
В лесу из-за угла
Бандиты и кинжалы,
Копыта и рога.
Но я шагал навстречу,
Держа перед собой
Один патрон — с картечью
И с мужеством — другой!
Не требую награды,
Покоя не хочу,
Скажите, если надо —
Приду и защитю.
Не нужен мне ни порох,
Ни пули, ни пыжи,
Пока в моих патронах
Огонь моей души!
С первого шага
Пробил твой час.
Не вымолвив ни слова,
Ты сам отдал приказ:
Все ружья – нацелились,
Все пропасти – ощерились,
Вся бешеная злоба
С тебя не сводит глаз!
Привольная дорога
Коварна как змея.
Привет тебе, свобода –
Исход и западня!
Твой лучший друг – полночный мрак,
Твой недруг – ясный свет.
Твой каждый шаг, как первый шаг,
Уже оставил след.
И каждый первый встречный
Лист, куст, пласт,
Тебя спасёт, быть может,
А может – предаст!
О, дивная природа!
О щедрая земля!
Привет тебе, свобода –
Исход и западня!
Санта Клаус, Санта Клаус,
Клаус, Клаус, Дед Мороз,
Нахлобучил шапку на нос,
На огромный красный нос!
Он мудрей любой гадалки
Только счастье нам сулит,
А в мешке его не дырки,
Не окурки, не огарки,
А в мешке его подарки,
Превосходные на вид!
Санта Клаус, Санта Клаус,
Клаус, Клаус, Дед Мороз —
Марля, вата и стеклярус,
Из картона красный нос!
И в Египте, и на Кубе,
И в пустыне, и в лесу,
И на Антананариве,
И на Попопкатепетле —
Все равно он в белой шубе
И с сосулькой на носу!
А поутру на море
Такая тишина,
Что песенка прибоя —
И та едва слышна.
А в лодках рыболовы
Не вздрогнут, не вздохнут.
Давай, бычок,
Хватай крючок,
А то они уснут.
Смотрите, рыболовы,
Смотрите на восток:
Из моря показался
Чудесный поплавок,
А следом выплывает,
Сверкает и шумит
Отличный день,
Большой, как рыба-кит!
О море голубое!
Привет тебе, привет!
А где же рыболовы?
А их пропал и след.
Поплыли теплоходы,
Помчались катера,
И блеск и звон
Со всех сторон,
И кончился рассвет.
Двадцатый век! Двадцатый век!
Куда тебя несёт?
Всё дальше вдаль, всё выше вверх,
Вперёд – из года в год!
И всё быстрей по небесам,
По суше и воде,
Сегодня здесь, а завтра там,
А послезавтра – где?
И пусть вразрез, и пусть вразнос –
Давай, давай, не стой!
Какой прогресс! Какой прогноз!
Вот именно – какой?
И некогда опомниться,
Книжку прочитать,
Едва мечта исполнится,
Опять изволь мечтать!
Едва найдётся выход,
Как он уже не тот.
Вчера всё было тихо,
С утра – наоборот!
Динамика! Статистика!
Лечебная гимнастика!
Какая, к чёрту, мистика?
Научная фантастика!
Ин-фор-мация
Хлещет по мозгам:
Компьютеризация!
Телевилизация!
Ах-ты-мать-их-за-ция
Трам тарам-там-там!
Было, было спокойное время,
Золотая старинная быль:
Реверанс, пируэт,
Ренессанс, этикет,
Незабвенный классический стиль!
Ах, как медленно мчались кареты,
А луна была ещё далеко…
— Извините. – Чем могу?
— Силь ву пле. – Мерси боку!
Рококо, господа, рококо!
Никакой лихорадки и спешки,
Никуда ни бежать, ни звонить.
Торопливость – предмет насмешки.
Моветон, неумение жить.
Что превыше закона и веры?
Что лежит в основанье всего?
Чувство меры, господа, чувство меры,
Не дай бог вам утратить его!
Афродита! Венера! Богиня!
Ты прекрасна в своей чистоте!
Эти перси и плечи нагие –
Грязь не липнет к такой красоте!
Потому что прелестные члены
Омывает богиня всегда
Не морскою, а мыльною пеной
Фирмы «Проктор энд Гембл», господа!
Двадцатый век!
Двадцатый век!
Пей, блин, пепси – будешь человек!
Двадцатый век! Двадцатый век! Кино, конвейер, фейерверк!
Двадцатый век! Двадцатый век! Ты всё открыл и опроверг!
Двадцатый век! Двадцатый век! Какой чудовищный разбег!
Двадцатый век! Двадцатый век! Берлин, Освенцим, Нюренберг,
Чернобыль, гибель, полный дрек!
Дичает бедный человек, дичает…
С каждым днём беднеет и мельчает,
Ничего хорошего не чает,
Никого уже не поучает,
(Денег слишком мало получает!)
Выпить надо – может, полегчает?
Выпить надо…